1977 год отмечен в СССР двумя знаменательными событиями. 7 октября Верховный Совет принимает новую Конституцию. "Основной закон развитого социализма" призван увековечить Брежнева. 10 ноября выходит на телеэкраны двухсерийный детектив-боевик "Золотая мина". Слегка приподнимается завеса над подлинными законами и основами советской жизни. "Сука!" – сплёвывает в последнем кадре персонаж Олега Даля.
"Великая Октябрьская социалистическая революция во главе с В. И. Лениным… Социалистическое общенародное государство… Вооруженная марксистско-ленинским учением Коммунистическая партия…" – это было всего 45 лет назад. Почти половина этого времени ещё и ушла на Путина (как продавщица на базу в 1977-м). Сколько же всего сделано, подумать только. "Неузнаваемо изменился город за это время" – излюбленная формулировка пропагандистов той эпохи. Высмеянная Аркадием Аркановым в романе "Рукописи не возвращаются": речь шла о периоде с XIII века по 1981 год. Можно представить, что впереди.
А ведь принималась та Конституция именно затем, чтобы перемен избежать. Дохлый это номер. Нагляднейший урок царям, хоть цари и не учат уроков.
По Советскому Союзу, тем более эпохи застоя, принято сейчас вздыхать и ностальгировать. Зря. Конституция, к примеру, лучше нынешней не была. Все чинушные духоскрепства в том тексте уже присутствовали. Вместо "традиционных ценностей", "государствообразующего народа", "памяти предков" и "внутренних угроз" – "партийные организации", "демократический централизм", "планомерный характер" и "победа коммунизма". Неизвестно, что хуже. Здесь как раз преемственность правящего класса, который что бы ни строил – возведёт барак усиленного режима.
"Обнулять сроки" в 1977 году не приходилось. Авторы Конституции искренне бы удивились: зачем, кому, куда? Сказано же в статье 6: "Руководящей и направляющей силой советского общества является Коммунистическая партия Советского Союза". Так было и раньше – по Конституции 1936-го, сталинской, а не брежневской: "Наиболее активные и сознательные граждане объединяются во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных". И ещё раньше. Хотя в Конституции 1924-го, послеленинской, партия не упоминалась. Партийно-номенклатурное всевластие не ограничивалось ни на йоту. И не на жалкие шесть лет, а до скончания времён. Иными сроками не мыслили.
Тому режиму не требовались манипуляции с пустяками. Страна была зажата неодолимым – как казалось – партийно-гэбистским обручем на гробу. 7 октября 1977 года пришлось на пятницу. Дабы без проблем выпить за новую Конституцию с заходом на выходные. А вот 6-е – это был четверг. Единый политдень от Балтики до Берингова пролива. Вот что такое диктатура. "Славься, Отечество наше свободное" – как раз к той Конституции подгадал Михалков очередную версию гимна СССР. Эти слова украшают и гимн РФ. Опять-таки преемственность.
Но в остальном теперь, конечно, не то. В Советском Союзе командир частной армии не мог публично предъявлять губернатору второй столицы пособничество военному противнику – как не столь давно Пригожин впечатал Беглову "колоссальную помощь ВСУ". Что стало с одним, известно, второй же остается на посту. "Демократия… Распустились! Жаль, что нету на них Самого" – говаривал по этому поводу сановный хозяин евтушенковской Нюшки Буртовой.
Серьёзных изменений Конституция 1977-го не содержала. Провозглашение "развитого социализма" – субформации, непредвиденной Марксом и Лениным, зато открытой Брежневым. Поторжественней о КПСС. "Депутаты трудящихся" переименовывались в "народных депутатов". Намёки на классовость начинали пугать господствующий класс. С общенародностью казалось спокойней. За бутылкой все ведь равны. Странно, что сакральные цифры 3.62 и 4.12, а также 11 (утра) и 7 (вечера) не внесли в Основной закон Союза ССР.
Зато вставили несколько других статей. Получался своего рода наш ответ Картеру – о правах советского человека. На охрану здоровья, например. Или на жилище. То есть конституировался надзор по месту прописки и по районной поликлинике. На пользование достижениями культуры – как раз вышел фильм "Солдаты свободы", в роли подполковника Брежнева – Евгений Матвеев. Родителям вменялась в обязанность забота о детях, детям о родителях. Самим, без конституционного напоминания, никому ведь такое в голову не придёт. "Каким ты хотел бы стать? – Как отец, конечно. Сильно он в жизни устроился. Его сумма всегда окончательная" – документальную повесть Валерия Аграновского о несовершеннолетнем преступнике в год Конституции зачитывали до дыр.
Ещё добавили в Основной закон понятие "трудовые коллективы". В порядке развития социалистического самоуправления. Ленинградский журналист и архивист-исследователь Геннадий Кабалкин написал пьесу "Имею право!" (нигде, конечно, не поставленную, но разошедшуюся в списках). Пожилая работница, вынужденная на свои деньги покупать сверло для завода, спрашивает на собрании: "А трудные коллективы – это вроде нашего, да?"
Брежневскую конституционную реформу готовили основательно, полтора десятилетия. Начинали вообще при Хрущёве, в 1962 году. За это время несколько раз менялись тактические установки и руководители процесса. Речь даже не о председателях Конституционной комиссии – тут-то понятно: сначала Хрущёв, потом Брежнев. Но в "полевом" формате тему вели другие. Первые шесть лет "рабочую группу" возглавлял секретарь ЦК КПСС по идеологии Леонид Ильичёв – агитпроповец Большого террора, участник Новочеркасской расправы. Следующие пять лет – Александр Яковлев, "тайный либерал" из агитпропотдела. Завершал секретарь ЦК и заведующий международным отделом Борис Пономарёв – стратег и практик мировой политики КПСС. Эти фигуры и их замены отражали существенные зигзаги: от откровенного неосталинизма через новаторские изыскания к золотой номенклатурной середине.
Не раз уже отмечалось: в сравнении с тем, что наблюдается сегодня, советские вожди являли собой великих государственных мужей. Но и из них никто не заметил угрозы в статьях 2 и 72. Полновластие Советов. Право союзных республик на свободный выход из СССР. Слишком были уверены в незыблемости статьи 6. Которая действительно обессмысливала все остальные. Но – "пребывающему долго в силе бывают незаметны приходы слабости, и даже несколько их, включая предпоследний". И Советы, и республики довольно скоро вспомнили свои конституционные права. Главное, вспомнил народ.
Практического смысла в этой "реформе" было меньше, чем в путинской. Зато стратегические цели совпадали вполне. Закрепить классовое господство под мракобесной идеологией. Внушить "оставь надежду". Им казалось и кажется, будто оно удалось. Но Брежнев умер через пять лет. А дальше – краткая андропо-черненковская интермедия, потом уже Горбачёв, вскоре шахтёры и Август-1991. Пятнадцати лет не прошло.
Через месяц и три дня на Ленинградском телевидении состоялась премьера "Золотой мины". С творческой прямотой была показана живая изнанка времени.
Суть не в сюжете. Сюжет каждому с детства известен: силы добра и зла наперегонки ищут клад. Значимы образы. Полковника угрозыска Зарубина играл Михаил Глузский. Этого уже хватало, чтобы "положительная" сторона обрела зрительские симпатии (что не слишком часто случалось в советском кино). Помог и Евгений Киндинов в роли капитана-оперативника Крошина. И всё же центральная фигура киноповествования – бандит-валютчик Косов, он же Брунов. В исполнении Олега Даля.
Не в джинсуре дело и не в "очках от солнца". Хотя то и другое было тогда показателем, особенно для молодёжи. Неизменно холодное выражение лица. Неторопливо-презрительные движения. Взгляд – на социум. Так же смотрел на оккупантов в "Варианте “Омега”" советский разведчик Скорин.
Преступнику и его группировке противостоит… милиция. Крепкие профессионалы, явно хорошие люди делали нужное дело. Зарубин показывает допрашиваемому барыге телеграмму Брунова-Косова: дескать, приезжай, всё готово (в смысле, приезжай с деньгами, возьмёшь золото). "Но он вас обманывает. Вот акт об изъятии ценностей. Догадываетесь, чем могла закончиться для вас встреча?" Хирург Подниекс (Игорь Дмитриев) – человек так себе, "не луч света в тёмном царстве". Но даже за его спасение зритель благодарен Зарубину.
Проходит череда образов отрицалова. В значении не столько литературно-художественном, сколько конкретно-уголовном. Бандит Гришанин, сыгранный Адольфом Ильиным. Трагичная вообще-то фигура, доверившийся боссу как товарищу. "Без меня хотел, сволочь? Я везучий". Но встреча стала тем самым, чего избежал барыга Подниекс. Бандит Таранец, наёмный киллер. "Этот. – Пошёл. – Давай".
Дзюдоист-олимпиец Сергей Суслин в этой роли демонстрирует уровень драки не ниже голливудского. Играл он, кстати, во многом самого себя. Каскадёр Суслин был реально вписан в банду, восходящую, по некоторым исследованиям, к историческим фигурам ленинградского дзюдоизма…
Задумчиво смотрит сквозь табачную дымку неподражаемая Лариса (Любовь Полищук). Подруга Косова не оказалась верна до конца. "Ты зачем того парня в больницу отправил? – Вообще-то я объяснять не обязан". Твёрдость семейных ценностей олицетворяет Лидия (Жанна Прохоренко): каким бы ни был Брунов, сестра его не сдаст.
Кто ещё? Потерпевшие? Запуганные хозяева дачи, где был запрятан бидон с золотом? Мощные опоры конституционного порядка. Есть ещё продавщицы, гитаристы, певицы из "Кронверка". Это, конечно, не гришанины с таранцами. Но не очень-то надеется на них умный Зарубин в исполнении мудрого Глузского.
Эти люди создают видеоряд, панораму Ленинграда 1970-х. Под инструментальные композиции "Джаз-комфорта" и радиостанции "Юность". Под землёй огонь. Наверху спокойное, размеренное течение повседневности. Был шанс понять, подумать и подготовиться. Время давалось. Но не было использовано.
Брунов-Косов всё-таки попадается. Что любопытно, в Крыму. Опергруппа успевает вытащить пистолет из плечевой кобуры. Картина заканчивается на этом. Последнее слово с экрана – ругательство. Явное обещание встретиться обращено ко всем.
Эпохальная смерть Брежнева наступила 10 ноября 1982-го. Ровно через пять лет после показа по ЛенТВ. Золотая мина взорвалась. И не она одна. Поначалу это не было замечено. "Крутейшие перемены произойдут в России, – писал Солженицын, размышляя над Февральской революцией, – только не сразу". "Увидите, на какой мине вы жили", – слышал советский телезритель. Под которого только что был заложен Основной закон.
Владимиру Путину в тот день Конституции исполнилось 25 лет.
! Орфография и стилистика автора сохранены
