На кухне в деревеньке Ново-Огарёво дверь холодильника тихонечко приоткрылась и замерла, оставив узенькую щель. Безмятежная пустота будто покоилась в холодильнике, ни одного звука, как в бункере. Дверь, тихо скрипя, подалась чуть вперёд, и из-за двери сперва показалось покрытое изморозью посиневшее ухо, явно рыбий глаз, сморщенный лоб, весь в ледяных узорах, а потом уже всё лицо в инее с истинно рыбьими глазами, надутыми щеками и маленьким, невзрачным, чуть курносеньким носом. Впечатление то ещё, если ты один в доме и больше якобы никого. Дверцу холодильника явно живое существо придерживало маленькими бегающими по боковине ручонками. Из распахнувшейся уже двери с ледяным грохотом вывалился весь практически человек. Одет он был просто: костюм от Brioni за 500–600 тысяч рублей, галстук от Valentino за 11 тысяч рублей, рубашка оттуда же за 40 000, ботиночки от Baldinini за 160 000, ну и прочие аксессуары, по мелочи, на 2–3 миллиона. Рублей, рублей, конечно. Ну, обыкновенный ходячий русский миллионосец. Крионированный человек долго ходил по помещению, разминая затёкшие руки и ноги и оставляя за собою на полу влажные следы до тех пор, пока они не высохли. Злокозненные мысли не оставляли его.
— Ну, Соловей-соловей-пташечка!!! Эк он меня определил, — думал он про себя, — и ведь не отопрёшься! Ни в каком суде. Если будут спрашивать: а где вы были во время СВО?
От утечки фреона в холодильнике жутко болела голова. И как следствие, постоянно мерещилась мрачная Гаага.
— Кто же совершает окунание в купель вместо меня? Кто главнокомандующий? А кого выберут вместо меня? Ведь выборы-то настоящие, — терзались мысли по холодной голове.
Срочно нужна встреча с искушённым и умудрённым опытом тёртым калачом, смекнул он импульсивно.
Накинув быстренько любимое пальтецо шикарного прикида да канадскую шапку, он выбежал на улицу, за ворота, к трассе. Странно, но охраны не было. Ах, да, а кого охранять? Дом пустой. Быстро на остановку.
Рейсовый автобус. В автобусе, к счастью, никто не узнавал, а потому никто не приставал, не пели дифирамбы, не славословили, от чего он мучительно уставал, не просил выпить вместе с ним и не спрашивал автограф на память. Народ был занят своими делами: сумками и рюкзаками везли подешевевших курей, турецкие яйца, икру лососёвых рыб, капусту, картофель, мясные консервы, фруктово-ягодные для детского питания, хлеб и просто иные продукты или сидели и стояли, уставившись в свои телефоны, и пальцами то и дело тыкали в экран.
Искали сводки с фронта СВО. Так он думал. И мысленно нёсся за советом. Мучил извечный русский вопрос: что делать?
Вот и Центр. Перебежав Красную площадь, свернул направо, возле мавзолея нашёл потайную дверцу и открыл её. Спустился в знакомое помещение, где в полумраке светился саркофаг. Сосредоточенно и затаив дыхание долго смотрел на вождя и, медленно наклонившись, поднял крышку.
Ленин, приподнявшись с подушечек, задрав бородёнку вверх, саркастически бросил:
— Что же вы, батенька, такой неешительный. Главное — ввязаться в дъаку, а там посмотъим. Сто лет уже лежу. И все вот так вот подойдут, постоят, поглядят — и уходят...
— Я, м-м-м, посоветоваться.
— Что это вы там пьё меня пуугу несёте, вы же не Песков. Мединского начитались? А къоме него и дъугие истоики есть. Изучайте, батенька, матейиальную часть.
— Уверяю вас, м-м-м, Владимир Ильич, работы много на галерах. А Мединский всегда под рукой, первый советчик, глядишь, и бумажку какую поможет сочинить.
— Вот смотъю я на вас, как на пъодолжателя нашего дела, но не вижу еволюционной идеологии. И посмотъите, как вы одеты. Да вы же, батенька, вылитый буужуй, баыыга, гедонист. Вы же чекист по пъиоде! Беите пъимей с Феликса Эдмундовича. У него гимнастёйка и шинелка. И идея. А у вас? Где идея? У вас с Бегловым какая-то сойтийная идея. Куда вы тащите найод? И потом, что это за СВО? Что за тейминология? Война импеиалистическая пееходит в войну гъажданскую. Это, батенька вы наш, диалектика.
— Так мы же с буржуями типа и воюем. М-м-м.
— Это Укъаина буйжуи? Не моочте мне голову, батенька. Это ваше къупнобуйжуазное, натуально, олигайхическое и воовское и контъеволюционное ууководство загоняет нищее население в мясоубку. Аади ваших пъихотей. И вы ещё ко мне за советом? О чём? Если метите на моё место или ядом со мной, так вот вам, батенька, мой йеволюционный совет: гоните эту всю вашу шушеру к чёйтовой матейи. И без пъомедленья, иначе хуже будет. Аассия может не выдейжать. И где лозунги: Мий наодам, Земля къестьянам? Тут я вижу два пути:
— либо бъатание и конец войне;
— либо опять в холодильник, тогда всё ешат без вас.
Тъетьего, батенька, не дано. Для Аассии сейчас съочное пъинятие ешения айхиважно. Думайте.
Крышка саркофага сама собою закрылась. Ленин поудобней улёгся на подушечки и замер.
А он подумал:
— Думайте... А как быть с ядерной бомбой, которой я немного помахал, правда не угрожая, Лавров не даст соврать. И потом, операция когда-то заканчивается, даже хирургическая не длится два года. Вот, как Ленин ввязался в драку, — рассуждал он, — и что теперь? Господи (перекрестился), чем всё это кончится?
Поднявшись на землю и стоя возле мавзолея, долго не решался, куда податься: в Кремль или в деревеньку Ново-Огарёво...
