Всю памятную неделю, когда депутаты Госдумы в ускоренном темпе принимали один репрессивный закон за другим, было интересно наблюдать за реакцией на их телодвижения. И не только на ту, что возникала внутри страны, но и внешнюю. И прежде всего со стороны ближнего политического Запада — Европейского союза. Именно в эти дни, когда верховный представитель по иностранным делам и политике безопасности ЕС Кэтрин Эштон выступила с заявлением о принимаемых в России законах, я была в Брюсселе, где много общалась с представителями всех ветвей власти Евросоюза: европарламентариями, пресс-секретарями различных департаментов и представителями внешнеполитического ведомства ЕС.
Та озабоченность, которая сквозит в заявлении Эштон, звучала в речах практически всех европейских чиновников и политиков, с которыми мне удалось пообщаться. И "озабоченность" тут не дежурное слово. Европа, похоже, и правда в растерянности. Если раньше можно было закрывать глаза на полицейскую практику, которая существовала в России на фоне демократических законов, довольствуясь словами бывшего президента Дмитрия Медведева о свободе и модернизации, то сегодня откровенно антидемократические законодательные инициативы ставят Европу в двусмысленное положение.
Именно во время президентства Медведева оформились качественно новые отношения ЕС и России, которые из донорско-реципиентных превратились в партнерские.
Были установлены четыре общих стратегических пространств, определяющих отношения ЕС-Россия, а также принята программа "Партнерство для модернизации" — чуть ли не единственное вещественное воплощение соответствующей медведевской риторики.
